Сказки Пушкина. ничего общего с анималистической не имеющим. Эта сторона творчества Кожина, может быть, не велика по количеству работ: «Сталевар», Работница», «Арабский танец», «Снегурочка», «Поп и Балда», «Старик и старуха» и еще несколько жанровых скульптур. Но они раскрывают другую сторону таланта большого мастера малой формы — его умение с большой психологической силой показывать различные типы и характеры людей. Вот перед нами две некрупные скульптуры - гротеска, как называл их Павел Михайлович, «Поп и Балда» (ее высота 19, а наибольшая длина 21 сантиметр) и «Старик и старуха» по размерам обе примерно одинаковые). Задуманы они были еще в период, когда страна готовилась отметить скорбную дату — 100-летие со дня смерти великого Пушкина. Кожин пробовал их в фарфоре, но такой теплоты и непосредственности, какой хотелось, не случилось. И лишь в конце 1937 — начале 1938 годов замысел воплотился в фаянсе. Несколькими штрихами он создает колоритные образы героев пушкинских сказок.
ервая скульптура изображает встречу Балды и попа на базаре в тот самый момент, когда он говорит Балде: «Нужен мне работник: повар, конюх и плотник. А где мне найти такого служителя не слишком дорогого?» Балда с достоинством выслушивает запрос скаредного попа и смекает, как бы наказать его за жадность. Поза Балды говорит о силе, уверенности в себе. И пусть поп принимает его за дурачка, тонкий и живой ум русского мужика уже придумал наказание. И кажется, что сейчас Балда скажет свои знаменитые слова: «Буду служить тебе славно, усердно и очень исправно, в год за три щелка тебе по лбу...». Художник выражает свое отношение к персонажам, как принято говорить, «сгущая краски», в нашем случае обобщая и преувеличивая форму. Попа он изображает маленьким плюгавеньким старичком, в котором и душа-то, на первый взгляд, еле держится, с приплюснутым лбом и огромными по сравнению с размерами фигуры загребущими руками, которые не скрыть даже поповской рясой. Балда же — крупный и сильный молодой мужчина, руки его скрещены на груди, под засученными рукавами рубахи чувствуется напряжение мышц, соскучившихся но работе. Высокий лоб закрыт шапкой, чтоб волосы при работе не лезли в глаза, новые лапти на ногах. Мы проникаемся уважением к мудрому Балде и брезгливо смотрим на человеческое ничтожество в поповской рясе. Какая острая сатира! Как точно даны классовые характеристики образов двух этих людей, представляющих антагонистические классы русского общества XIX века!
Старик и старуха» — герои «Сказки о рыбаке и рыбке». В ней Пушкин развивает извечную тему русского фольклора о жадной и завистливой жене и добром и работящем муже. П. Кожин довольно скупыми художественными средствами сумел передать тот момент пушкинской сказки, когда «старика старуха забранила; «Дурачина ты, простофиля! Не умел ты взять выкупа с рыбки! Хоть бы взял с нее корыто, наше-то совсем раскололось». С растерянным видом стоит старик. Он не поймет никак «вины своей» — ведь доброе дело сделал: сохранил жизнь необыкновенному существу. А старуха готова взорваться от ненависти к своему супругу из-за того, что упустил пришедшее нежданно-негаданно счастье. В обоих произведениях художник пластическими средствами выписывает характеры героев. Очень осторожно и точно вводит цвет — мягкую подцветку зелеными, синими, розовыми растворами солей по технологии Т.3. Подрябинникова. Форма и цвет в них органически сливаются в одно целое, решая одну и ту же задачу создания яркого и броского запоминающегося художественного образа. И это было главным в творчестве художника. «Я уже знал, — пишет он в книге «Художники об искусстве керамики», — что, чем точнее уловлю характер изображаемого и чем глубже этот характер буду раскрывать, тем разнообразнее и интереснее будут пластические находки в форме и цвете... Мне кажется, никогда не потеряют своего значения... гротески «Поп и Балда», «Старик и старуха».

И сегодня, спустя почти полвека со времени создания этих произведений, наблюдая, с каким интересом, с каким вниманием посетители хранилища образцов фаянсового завода рассматривают «Попа и Балду» и «Старика и старуху», мы еще и еще раз убеждаемся в том, как справедливо было предвидение Павла Михайловича Кожина.

Скульптуры 1950 – 60 годов. Скульптор Павел Михайлович Кожин в 1936—37 годах на фаянсовом заводе им. М.И. Калинина создал серию произведений, за которые награжден Золотой медалью Всемирной выставки 1937 года в Париже. После окончания Великой Отечественной войны он ведет основную работу на Дулевском фарфоровом заводе. Но фаянс и майолика по-прежнему привлекают его своей теплотой, «мягкой» пластикой и неярким, неброским и таким естественным цветом подглазурного декора или декора цветными глазурями. Поэтому, нет-нет да и наведывается он в Конаково, чтобы проверить, как будут выглядеть в фаянсе и майолике скульптурные разработки, созданные для фарфора. В период 1950 — 1960 годов таким образом было сделано 32 произведения анималистической тематики, из которых многие можно отнести к разряду выдающихся. Свои творческие замыслы он не разделял на уникальные или, как теперь принято говорить, выставочные произведения и на образцы для серийного производства. Всю свою творческую жизнь он не уставал повторять и словом и делом, что между массовыми и уникальными произведениями нет и не должно быть пропасти, что в обоих случаях в них должна быть выражена душа автора, должна ощущаться рукотворность художественного образа. Умел он учитывать и реальные технологические возможности производства и извлекать максимум изобразительных эффектов из ограниченной палитры красок и глазурей, используемых в массовом производстве. Свидетельством тому тиражирование многих его анималистических произведений. Среди них, например, ставший знаменитым «Глухарь», созданный еще в 1951 году и выпускающийся заводом до настоящего времени, т. е. более 35 лет. В основе творческого процесса Кожина, над каким бы произведением он ни работал, лежит глубокое знание натуры, реалистический конкретный образ. Его птицы, звери, рыбы — это не просто мертвые чучела. В каждой скульптуре он стремится выявить какие-то особые черты, которые «оживляют», придают определенный характер изображаемым животным и особенно рыбам. И скульптор Кожин, не будет преувеличением сказать, наверное, единственный «рыболов» всех времен и народов, которому удалось, вытащив рыб из привычной для них среды — воды, оставить их живыми на воздухе. В этой связи П. М. Кожин, на мой взгляд, достиг наибольших успехов в скульптурах «Морской окунь» и «Стерляди», которую сам он называл просто «Игра». Скульптура «Морской окунь» была представлена художественному совету в ноябре 1957 года. По размерам она довольно крупная ее высота 290, а длина 320 миллиметров. Рыба изображена в поисках пищи у морского дна. Осторожно подкрадывается к добыче, и нам кажется, что чуть-чуть шевелятся плавники, поблескивает чешуя. Но весь окунь напряжен и зритель реально чувствует, что еще мгновение — и блестящей молнией он бросится на cвою жертву. Совершенно в ином плане изображены «Стерляди» — это веселая игра двух довольно крупных особей (высота скульптуры около 700 миллиметров) в период нереста. Здесь реально ощущается стремительность их движений в прозрачной волжской воде, порожденных великим инстинктом продолжения жизни. В изображении рыб довольно высокая степень обобщения и стилизации, которые усиливаются и серо-голубым колоритом декора. Все это еще больше подчеркивает содержание сюжета. Эта скульптура носит чисто станковый характер. Работы Кожина в фаянсе и майолике «Морской окунь», «Тетерев» и другие в числе экспонатов массовой продукции завода были представлены на Всемирной промышленной выставке 1958 года в Брюсселе, где автору была присуждена Серебряная медаль.

Кожин Павел Михайлович. Художник беспокойной творческой мысли, Кожин на протяжении всей своей двадцатипятилетней деятельности ищет, изобретает, экспериментирует. Прекрасно чувствуя природу керамического материала, он стремится выявить самые различные возможности, таимые в фарфоре, фаянсе, майолике. Тонкий колорист, сам расписывающий свои вещи (но нередко также в содружестве с художницей М. Шепелевой), он создает то нежные перламутровые гаммы подглазурных красок, то звучные цветовые аккорды в грубой керамике, увлекается интересными опытами по сочетанию терракоты с майоликой, пользуется неглазурованными ангобами, соединяя их с восстановительными глазурями, достигает, сложных и тонких живописных аффектов. Однако не столько технологические, сколько образные и стилевые проблемы волнуют Кожина. Сквозь все его исключительно многотемное и многожанровое творчество проходят поиски своего стиля. Он стремится найти такие художественные приемы, которые позволили бы остро и лаконично раскрыть образную суть явления в согласии с декоративной природой художественной керамики. Этот свой стиль блестяще найден им в анималистической теме. Знаток животного мира, Кожин хорошо чувствует особенности различных его представителей. Для него явственно различие между горделивой хищностью ястреба и настороженной выжидательностью выпи, он живо ощущает кротость куропатки или ленивую стать массивного карпа. Но эти черты он передает, не «психологизируя» животное. Его интересует не индивидуализированный «характер», а типическая суть, порода того или иного представителя животного мира. И он раскрывает эту суть на языке напряженных, резко подчеркнутых пластических форм. Так рождаются гибкие и обтекаемые формы его куниц и собольков или упруго-стремительные «кривые» стерлядей. Острая декоративная выразительность этих образов не мешает, а помогает их правдивости, ничего общего не имеющей с внешним правдоподобием. Так, нередко пользуется Кожин условным цветом, прекрасно понимая, что, скажем, подглазурный кобальт с золотом гораздо лучше передаст царственную экзотичность тигра, нежели естественная, натуральная его расцветка. Анималистическая тема, по существу,— это тема природы. Характерно, что Кожин всегда мыслит образ животного в связи с его реальной природной средой. В скульптуре «Морской куст» мы видим рыбок, блуждающих в голубоватых и бледнорозовых зарослях подводной фауны. Его грузные сомы словно связаны с камнями и корягами речного дна, а стерляди — с чистым и вольным пространством. Кожин умеет добиваться ощущения пейзажа и без прямых изобразительных намеков. Одна и та же скульптура «Ворон и снегирь» расписана им однажды в сочетании синего и белого, другой раз — в гамме сероохристых и меднокрасных тонов. И этого оказывается достаточно для рождения образов зимы и осени. Если в анималистике Кожин нашел свое оригинальное лицо, свой способ видения мира, то сложнее обстоит дело с его многочисленными композициями на литературные, жанровые и даже исторические темы. Дело здесь не только в отдельных неудачах. Дело в том, что лишь тогда, когда Кожин следовал своей манере, находил свежие и острые декоративно-пластические формы, образное содержание его произведений раскрывалось глубоко и верно. Так, например, его скульптуры на мотивы бажовских сказов отличаются многими достоинствами и, пожалуй, превосходят психологической выразительностью работы других скульпторов на ту же тему. И все же вследствие того, что, создавая свою «Хозяйку Медной горы», скульптор шел в русле традиционных представлении об условном облике русской красавицы, в сарафане и с кокошником, ему не удалось воссоздать то особое, глубоко народное и подлинно современное содержание, которое вложил Бажов в образ этой фантастической феи трудового уральского люда. Поэтому художественно значительнее представляются нам композиции Кожина к сказкам Пушкина, Маршака на фольклорные темы, где он смелее и своеобразнее в своих решениях, где нашли у него свое полноценное выражение и сатирический гротеск, и лукавый юмор, и безыскусственный лиризм. Очень важна и работа Кожина над скульптурой утилитарно-бытового назначения – мы имеем ввиду его пепельницы, вазочки, лампы, небольшие интерьерные фонтаны и т.п. И в эту область своего творчества мастер вносит темперамент художника-декоративиста и энтузиазм изобретателя. Интересно задумана его лампа-ночник в виде птицы из белого фарфора. Освещаемая изнутри, она мерцает молочкоопаловыми тонами, то более, то менее светлыми в зависимости от толщины фарфоровой массы. Для настенных вазочек, в которых так легко поддаться соблазнам дешевой красивости, Кожин сумел найти скромные и строгие формы: он решает свои бра и настенные вазочки с известным архитектурным чувством — то в виде капители, то в виде своего рода кронштейнов, удачно сочетающихся с плоскостью стены.

=

1."Продавец сосисок" модель 1939 г
2.Военный корреспондент", 1950 г
3."Горновщик", модель 1939 г.
4."Мальчик-геолог", 1951 г

Речной окунь.
Не могу найти у себя фото из МДПИ, там красивый!!
Поэтому размещу пока своего тиражного, конец 1930-х - 1940-е г.
Потом, как найдется музейное фото, можно поменять на музейного (или добавить :)).

Исправляю - такая фигура есть в музее ДПИ и Кусково - это к посту 27.
Интересно сравнить ее наверное с более ранней из поста 32.
И фото окуня из ДПИ....

"Стерляди"

Заяц и филин, 1930-е, Конаковский Фаянсовый завод
Куропатки, 1930-е, Конаковский Фаянсовый завод
Соболь, 1930-е, Конаковский Фаянсовый завод
Ласка, 1930-е, Конаковский Фаянсовый завод
Источник

Фазан. Красавец