[tivat]

Поехали дальше.

Изображение бабушки Берты в её дневнике - ищем.

Сестра Берты Эдма - художница. Это её работа, "Берта за мольбертом":

[Vesper]

Сообщение от tivat Добавлю информацию о любимой модели Мане - Викторине Мёран, которая была и не плохой художницей. Кто-нибудь знает её другие работы?

Так это она, "Олимпия"!



Действительно, было-бы интересно увидеть ее собственные работы; в заметке приведенной ниже пишут что успехов в живописи она не снискала...

Грустная история Викторины Меран

Эдуард Мане встретил ее совершенно случайно, и его сразу же заинтересовала яркая внешность этой двадцатилетней девушки. Вызывающий и даже где-то дерзкий взор, белоснежная кожа, огромные карие глаза в обрамлении светлых ресниц, маленькая, изящная фигурка. И к тому же, она блондинка с чудесным рыжеватым отливом. Из нее получится прекрасная модель – решает Мане и делает Викторине предложение позировать ему.

И она с радостью соглашается, ведь для нее, простой девушки, мечтавшей о чем-то ином, чем ее теперешняя нищая и такая скучная действительность, кажется добрым знаком судьбы столь интересное предложение. Викторина терпеливо позирует художнику в его мастерской, и в полной мере проникается пониманием важности его работы. Очень скоро Мане понимает, что она ему нравится не только как идеальная модель, но и как очаровательная женщина и между ними завязываются роман, разговоры о котором наполняют Париж. Плодом их нежных отношений становятся картины «Уличная певица», «Мадмуазель Меран в костюме матадора», «Железная дорога», «Партия в крокет», «Дама с попугаем», «Завтрак на траве» и, конечно же, скандальный шедевр «Олимпия».


Выставленная в 1865 году в Парижском салоне «Олимпия» вызвала массу возмущений и недовольства: она подверглась таким жестоким глумлению и нападкам, как со стороны газет, художественных критиков, так и просто посетителей выставки. К ней пришлось поставить охрану, иначе она бы просто не сохранилась до наших дней, а когда и этого оказалось мало (зрители плевались и угрожали охране тростями), то ее определили в дальний зал и повесили очень высоко. Художнику и его модели много всего пришлось стерпеть из-за этой картины.

Совершенно неожиданно Викторина все бросает и уезжает в Америку. Вернувшись через несколько лет и никак не объяснив свое отсутствие, она еще некоторое время позирует Эдуарду Мане. Она и сама увлеклась живописью, стала брать уроки живописного мастерства и даже кое-что выставляет в салоне. Но успеха она не снискала, а со смертью Мане удача и вовсе покинула ее. Викторина пристрастилась к выпивке, жила очень бедно и даже просила помощи у вдовы Мане.

[Vesper]

Сообщение от tivat Сестра Берты Эдма - художница

"Сестра художницы Эдма со своей дочкой Жанной" (работа Берты)

[tivat]

Сообщение от Vesper Действительно, было-бы интересно увидеть ее собственные работы; в заметке приведенной ниже пишут что успехов в живописи она не снискала...

Vesper, думаю, что это не так. Её работы вошли в каталоги Салона, а это признание.

Третья дочь Моризо - Yves Morisot (первая картинка), работа Дега (Метрополитен-музей). Была ли она художницей - неизвестно.

"Внучка" Фрагонара - это миф, семейные легенды дальнего родства. Доказательств нет.

Тибюрсе, брат Берты, четвёртый ребёнок в семье. Ищем его изображение?

Отец, - нет изображений.

Итого, для поиска изображений - бабушка (в дневнике Берты), отец, брат. Изображение матери на второй картинке:

[Vesper]

Еще немножко нашла о сестрах Моризо:

Перрюшо А. "Жизнь Мане" 1988:

...Вот уже несколько месяцев, как мадам Моризо и две ее дочки, Берта и Эдма, посещают салон четы Мане. Сестры занимаются живописью и поддерживают отношения со многими художниками, особенно с Альфредом Стевенсом. Еще семь или восемь лет тому назад Мане приметил их в Лувре, где обе что-то копировали. Фантен-Латур давал им советы (он был пленен очаровательной Эдмой, но не решился в этом признаться); именно он и представил их Мане.

Дальние родственницы Фрагонара, барышни Моризо, а особенно Берта, так способны, что после первых же уроков учитель Гишар в испуге примчался к их матери и заявил: "Ваши дочери так одарены, что мои уроки разовьют их талант не для развлечения: они станут профессиональными художницами. Понимаете ли вы, что это значит? В вашей среде это будет революцией, я бы даже сказал - катастрофой. Уверены ли вы, что не проклянете искусство, если оно войдет в ваш респектабельно-мирный дом?"

Мадам Моризо такие мелочи не смущают. Эта женщина (она была некогда восхитительно хороша, и долго ее сопровождал целый хвост обожателей) проявляет большую независимость ума. Ей отнюдь не свойствен конформизм, типичный для крупной буржуазии того времени, хотя она принадлежит именно к ней. Ее муж был префектом в Бурже (там в 1841 году и родилась Берта), в Лиможе, Кане и Ренне, а сейчас занимает пост инспектора финансового контроля в Счетной палате. Мадам Моризо хочет одного - чтобы дочери были счастливы; к тому же живопись интересует ее гораздо меньше, чем устройство их будущего. Впрочем, Эдма скоро оставит живопись, так как недавно обручилась с Адольфом Понтийоном, с тем самым Понтийоном (какое необычное совпадение!), который вместе с Мане путешествовал на "Гавре и Гваделупе"; он был на том же самом карнавале в Рио и стал моделью для первого из датированных произведений художника - "Пьяного Пьеро", - а сейчас служит морским офицером в Шербуре; Эдма обвенчается с ним в начале следующего года.

Что до Берты, то создается впечатление, будто замуж она не торопится. Хотя ей уже двадцать семь лет, она отвергла не одно предложение. В ней замечаешь прежде всего глаза такого насыщенно-зеленого цвета, что они кажутся черными, напряженность взгляда контрастно усиливается молочной белизной худого, резко очерченного, своевольного лица. Берта унаследовала красоту матери, но в ней есть и еще нечто завораживающее, не поддающееся словесному определению. Одетая всегда в черное и белое, она очень элегантна - "очень стильна", как выражаются в Пасси люди ее круга. Говорит она мало - глуховатым, резким голосом произносит короткие, отрывистые слова, нередко проглатывая буквы. Эта девушка, еще ожидающая своей судьбы, отнюдь не целиком поглощена живописью. Внешне холодная, внушающая всем окружающим сдержанность, девушка таит в глубине души бешеный огонь, вулканическую лаву; этот-то внутренний огонь и воспламеняет ее взгляд. Она восхищается Мане, его искренними произведениями, их ясностью, чистотой, то есть всем тем, что делает их так непохожими на современную художественную продукцию. Неосознанную гениальность Мане она чувствует инстинктивно, но остро. Она догадывается - нет, она просто знает, - что он великий живописец середины нынешнего века. Он пленяет ее и как мужчина.

Да и Мане отвечает ей восхищением. В Салоне прошлого года он долго изучал "Вид Парижа, написанный с холма Трокадеро" кисти Берты (Моризо живут в собственном особнячке на улице Франклин, в центре этого квартала, тогда еще почти деревенского, с буковыми зарослями, загородными домиками, пустырями) и, вдохновившись картиной: прозрачностью воздуха, деликатно промодулированными серыми тонами, - в свою очередь написал с того же места "Вид на Всемирную выставку 1867 года". Кратких разговоров с девушкой оказалось для Мане вполне достаточно, чтобы получить представление о ее вкусах. Это ей первой поведал он о замысле "Балкона". Берта полностью поддержала его идею и согласилась приходить вместе с матерью на улицу Гюйо, чтобы позировать для одной из женских фигур.

Почти всю осень Мане работает над "Балконом", произведением новаторским по манере, где звонкие тона зеленых ставен и балконной решетки звучат подобно фанфарам будущего. Уж не Берта ли Моризо, привыкшая к работе на пленэре, когда под светом солнца зарождается особая цветовая мелодия (она брала уроки у Коро), подтолкнула Мане на этот путь? Число сеансов растет. Гийеме это быстро наскучило: он заявляет, что Мане "промахнулся" с ним, что "мадемуазель Клаус ужасна", сеансы им обоим надоели и они решили говорить, будто картина "совершенна" и "добавлять к ней нечего".

Мане никогда так хорошо не видел Берту Моризо, как в то время, когда писал ее в длинном белом платье, с длинными черными локонами, падающими на плечи. Он неустанно изучает ее черты. Ощущая затаенную страстность ее натуры, он загорается сам. Мадам Моризо, неизменно присутствующая на сеансах с вышиванием в руках, находит, что у него "вид безумного". Что ж, он и есть безумный, подобно восемнадцатилетнему юноше, опьяненному любовью. Перед ним погруженная в молчание Берта Моризо, обратившая к нему свои сумрачные, но излучающие свет глаза - из-за темных теней вокруг они кажутся еще больше.

Мане - легкомысленный человек, франт - не принадлежит к числу тех, кому ведомы сильные страсти. Ни в чем. Он вполне довольствовался бы чем-то средним - и в любви, и в жизни, и в искусстве. Его во всем устроило бы нечто поверхностное. Ах! Если бы только не его глаза - его счастье и несчастье, глаза, делающие из него такого живописца! Гений, творческая мощь, самопожертвование ради произведения, которое обладало бы непреходящей ценностью, - как все эти слова и то, что скрывается за ними, далеки от него! Как чужды ему глубина, серьезность, та крайняя серьезность, что предопределяет обычно судьбы великих людей! Что его, собственно, интересует? Он обманывает Сюзанну (она для него теперь не более чем "привычка"), нимало не задумываясь над этим, не придавая большого значения своим любовным похождениям и тем более или менее легкодоступным женщинам, мимолетно возникающим в его жизни завсегдатая Бульваров и художника. Он увлекается любовью, как иные мороженым. Приятное кратковременное удовольствие.

Не будь между Бертой и Мане преграды респектабельности, установленной правилами поведения, а еще, наверное, не будь Берта Моризо, такая близкая и в то же время такая далекая, столь недоступной, то - кто может знать? - какой-нибудь сеанс позирования для "Балкона" в случае отсутствия мадам Мане закончился бы совсем по-другому. Это явно взаимная любовь, но любовь запретная, невысказанная и обреченная таковой остаться. Когда "Балкон" будет закончен, Берта не перестанет бывать на улице Гюйо, нередко и без сопровождения матери. Но ничто не изменится. Оставаясь наедине, Мане и молодая девушка будут, как и прежде, вести беседы о всяких разностях, а особенно о живописи, но никогда не разрешат вспыхнуть огню, лихорадившему обоих, что с каждым днем делает Мане все более возбужденным, с каждым днем углубляет выражение меланхолии на лице молчаливой девушки.

Порою, когда Берта появляется в ателье, Мане в приливе экзальтации хватает кисти - пусть только Берта не шевелится! - и торопится запечатлеть ее черты, пишет ее лицо, увенчанное шляпкой с белым пером, или изображает ее закутанной в меха, руки спрятаны в муфту. Вызываемое Бертой чувственное возбуждение превращает этого живописца из живописца в лирика. Пусть он не знает, пусть она не знает (а если бы подозрение и зародилось, то как поспешно постарались бы они от него отделаться!), что для Мане, пытающегося с кистью в руке разгадать тайну этого лица, постичь его притягательную силу и навеваемое ею чувство беспокойства, эти полотна становятся способом обладания, интимного причащения.

И искусство Берты, и искусство Мане питается их немой любовью, их мечтами, что сливаются воедино. Полотна Мане - Берта может созерцать их вволю - пример для нее. Но и Берта по-своему оказывает влияние на автора "Олимпии". Для Мане многое представляется проще в присутствии этой наделенной спокойной смелостью молодой девушки, так же как и он, и даже, быть может, больше, чем он, прокладывающей дорогу к живописи будущего, к тем празднествам света, воцарение которых уже подготавливают "батиньольцы" - все эти Моне и Ренуары, Писсарро и Сислеи. "Светлая живопись", "пленэр" - эти слова постоянно звучат во время несмолкаемых споров в кафе Гербуа. Мане горячится, медлит ступить на тот путь, куда его так хотят увлечь; ему кажется, что путь этот слишком не соответствует традициям, какие сам художник защищает и хочет прославить. Но рядом с ним Берта - вестница зарождающегося и пока не имеющего имени искусства. И однажды Мане вынужден будет поддаться его чарам.

В конце концов, как удачно, что Викторина Меран не появляется больше в мастерской Мане. Присутствие других женщин Берта переносит с плохо скрываемым раздражением. Даже славная Фанни Клаус выводит ее из равновесия: "малютка Клаус", - говорит она кисло. Свадьба сестры Эдмы не только лишает Берту ее привычной спутницы, - свадьба эта, бесспорно, возбудила в ней смутные мечты о невозможном. Ее нервозность, и без того повышенная, заметно возрастает.

Она еще больше возрастает по той причине, что в феврале 1869 года дочь романиста Эмманюэля Гонсалеса Ева, которая уже два года занимается живописью, просит у Мане разрешения работать под его руководством...

Отсюда: http://biography.artyx.ru/books/item...08/st011.shtml

[Yelena]

Сообщение от Vesper Она еще больше возрастает по той причине, что в феврале 1869 года дочь романиста Эмманюэля Гонсалеса Ева, которая уже два года занимается живописью, просит у Мане разрешения работать под его руководством..

Французская художница Ева Гонсалес родилась в Париже. Ее отец, Эмануэль Гонсалес, был писателем. С 1865 года учителем живописи Евы был Шаплен. В 1869 году художница познакомилась с Эдуардом Мане. Девушка понравилась мэтру и стала позировать ему, получая за это уроки живописи. Пользуясь успехом у Мане, Ева Гонсалес отказалась от услуг Шаплена. До этого времени фавориткой Мане была Берта Моризо, заправлявшая ателье своего учителя на улице Гюйо. Она была обеспокоена и задета появлением соперницы. В письме сестре она заявляла, что «в настоящий момент весь его восторг сосредоточен на мадемуазель Гонсалес». Пытаясь хоть в чем-то обогнать соперницу, которой Берта уступала и в возрасте, и в привлекательности, она бросила все силы на живопись, чем попыталась вернуть к себе былое расположение Мане. «...Сама того не ожидая, - делилась Берта своими переживаниями с сестрой, - я слышу искренние одобрения. Будто-бы, все, что сделано мною, на порядок выше, чем у Евы Гонсалес. Мане уж очень прямодушен, чтобы мне обмануться».
Оффтоп

http://www.impressi.org/9-impression...-gonsales.html

Мане, *Портрет Евы Гонсалес*.
Ева Гонсалес. *Утреннее пробуждение*. 1876

[tivat]

Vesper, Yelena,

"Его живопись, как всегда, производит впечатление какого-то дикого или скорее немного недозрелого плода, но она меня все-таки привлекает."
(Б. Моризо)

[Yelena]

Берта Моризо. Жюли Мане со своей собакой Лаэртом 1893 г.

[Yelena]

Жюли Мане. Портрет Жанны Гобиллар

[Yelena]

Жюли Мане. Чтение в путешествии.