19.09.2018, 00:59 | #1 |
Участник Форума
|
Джон Шемякин "Трюмо Петра Великого"
Уважаемые господа!
Предлагаю вашему вниманию рассказ великолепного писателя Джона Шемякина,известного также как блогер "Дикий барин". Я прочитал все три его книги с невыразимым удовольствием и всем вам прочитать настоятельно советую,не пожалеете. Также заранее прошу прощения у автора и издателя,если по незнанию нечаянно нарушаю их авторские и прочие права. Итак,читаем и наслаждаемся: "Продолжаю терзать «Мёртвые души» Н. В. Гоголя. Во-первых, я его люблю. А во-вторых, интересно же. Затея Чичикова с покупкой формально живых крепостных с целью заклада в опекунский совет по 200 рублей за штуку казалась мне преступно оригинальной и поэтому неотразимой. На уникальности идеи настаивает и известный сюжет, что А. С. Пушкин, подаривший, а отчасти и сам переживший интригу «Ревизора» Гоголю, презентовал Николаю Васильевичу и интригу «Мёртвых душ». По поводу «Ревизора» Пушкин сокрушался, что подарил. Жене жаловался. Александр Сергеевич бывал иногда удивительно рачительным, особенно в разговорах с женой. А по поводу «Мёртвых душ» А. С. Пушкин не сокрушался. Не из-за того, что был убит. А из-за того, что идея мутной продажи мутно обретённого для моей страны – это её хлеб, её сон, её воздух, её мечта, её финансовый хребет и надежда на светлое будущее, её интеллектуальный вклад в Давос. На этой идее бюджет формируется у меня в стране. И идёт её, страны, слава богу, великое возрождение. И электрический свет проводят в село Лопатино, что в 18 км от Самары. Следите за руками. В черновике шестой, «плюшкинской», главы Гоголь описывает деревню, состоящую из убогих домиков, настолько ветхих, что странно, что такие развалюхи не попали в «Музей древностей», «который не так уж давно продавался в Петербурге с публичного торга вместе с вещами, принадлежавшими Петру Первому, на которые, однако ж, покупатели глядели сомнительно». Чичиков приезжает объегоривать сквалыгу Плюшкина, а при чём тут музей? А при том. «Музей древностей» – это «Русский музеум» Свиньина. Павел Петрович Свиньин был двоюродным дядей М. Ю. Лермонтова и тестем А. Ф. Писемского, автора романа «Тысяча душ», написанного так, как будто Чичиков переродился и стал вице-губернатором. Этого Павлу Петровичу, наверное, показалось мало, и он обзавёлся ещё одним родственником – пресловутым графом П. А. Клейнмихелем. Бенкендорф тоже в родственники набивался. Но решили просто дружить. С такой роднёй заурядностью быть невозможно. Павел Петрович заурядностью и не был. Он был неутомимым собирателем русских древностей и академиком Академии художеств. И вот тут настала пора рассказать про «трюмо Петра Великого», которое Свиньин нашел в Ропше. В 1820 году Свиньин в Ропше обнаружил в каком-то мокром погребе «наваленную кучу из обломков орехового дерева». Ропшинский руководитель г-н Лалаев, поднятый по тревоге, сообщил «после долгих раздумий», что обнаруженная куча – это «трюмо работы Петра Первого». Я могу понять г-на Лалаева. Я тоже всегда отвечаю, что обнаруженная у меня на дворе куча – это проделки пса Савелия Парменыча. Его-то ругать не будут, а на меня закономерных подозрений будет возведено меньше. Кучу обломков Свиньин увёз в Петербург. Г-н Лалаев провожал исследователя до заставы и благодарил. Дальше Свиньин позвал на восстановление трюмо работы Петра Первого столяра иностранного («кичливого француза») по фамилии Гроссе. Гроссе посмотрел на «груду священных обломков» (по определению самого Свиньина) и от работы отказался, сославшись на невозможность восстановления «эдакой дряни» (определение самого Свиньина). Павел Петрович огорчился. Но вспомнил, прихлопнувши себя по лбу, про «русского мастера Василия Захарова». Василий Захаров немедленно приступил к работе. Более недели он прикидывал, «как истинный россиянин, не приходящий ни от чего в затруднение», как, куда и что тут из груды священных обломков взаимно прилагается и совокупно лепится. Свиньину, который прибегал справляться, Василий бодро рапортовал, что «отгадывает форму, которую сии святые щепы имели, выйдя из-под руки державного мастера». Через неделю Павел Петрович Свиньин съездил сначала в Академию художеств, пошуршал с обучающимися художниками, а потом снова зашел к Василию. И произошло чудо! «Внезапно мы дошли, – пишет потрясённый Свиньин, – до первоначального его (трюмо) образования и увидели изящнейшую форму!» Мастер угадывания форм Василий стоял рядом и тоже благоговел, потрясённый не менее. За спинами у них стоял ангел, укрыв белоснежными крылами свои глаза. Наверное, плакал от счастья тоже. От бордюра, который когда-то обрамлял зеркало, в распоряжении компаньонов были обломки максимальной шириной в вершок. Но «мой смышлёный предприимчивый Захаров, – пишет Павел Петрович, – не убоялся сего и взялся всё исправить». В итоге кипучей взаимопомощи академика и столяра подлинное трюмо работы Петра Великого, святые щепы и священные обломки, совокупно объединённые святым прозрением и дополненные подручными материалами, найденными в иных подвалах, стали за деньги показывать всем желающим. А потом решили продать в казну. Тут в дело зачем-то стал вмешиваться г-н Лалаев, но его утихомирили некоторыми доводами, присовокупив на прощание и маршрутную карту следования на побережье студёного Охотского моря. Трюмо Петра Великого Свиньин продал в казну вместе с другими реликвиями («обломком инструмента музыкального Петра Великого», «частью токарного станка Петра Великого» и «частью челюсти, прооперированной Петром Великим»). А куда казне деваться? Казна купила. Свиньин устроил аукцион «в Космораме г-на Палацци на углу Большой Морской и Кирпичного переулка». Нанятый оркестр играл государственный гимн. При дверях стоял караул с ружьями. Флаги реяли по ветру. Павел Петрович провёл решительную рекламную кампанию. И взывал публично к государству, обрушиваясь на заевшееся барство, «которое торгуется из-за каких-то трёхсот рублей, проев и пропив перед этим у Смурова на пятьсот!». Казна прислала какого-то подьячего для экспертизы. Граф Уваров (министр просвещения) вякал что-то про необходимость проверки подлинности рукописей шестнадцатого века, которые Свиньин продавал там же. Пушкин что-то сомневался и ёрничал. Но подьячему, сказав предварительно и дословно: «Доказательства не продаются», вручили некоторые доводы, присовокупив печальный рассказ про г-на Лалаева. Подлинность была доказана! Николай Васильевич Гоголь в это время жил на Малой Морской улице, неподалёку от заведения г-на Палацци, и на аукцион заходил неоднократно. И со Свиньиным был отлично знаком. Ведь писал же Н. В. Гоголь своей маме: «Мама, пришлите же мне раритеты для одного вельможи, страстного любителя отечественных древностей, которому я хочу прислужиться» (письмо от 2 февраля 1830 года). Вероятно, мама изыскала на своём хуторе раритеты, но Н. В. Гоголь больше об их судьбе ничего не пишет. Наверное, купила их казна заодно с трюмо Петра Великого. И из шестой главы Гоголь пассаж про музей решительно вычеркнул. Чего там старое ворошить? Поэтому версию, что идею «Мёртвых душ» подсказал Пушкин, Гоголь не отрицал, а напротив. Пушкин придумал всё! Пушкин, господа! Пушкин!" Последний раз редактировалось Премил-2; 19.09.2018 в 00:59. |
Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1) | |
|
|