[Апрель]

и тут

[Апрель]

и это

[Апрель]

Лаликовский интерес к ласточкам позволил ему предугадать один из популярнейших символистских мотивов, прозвучавший и в чеховской "Чайке", и в "Синей птице" Мориса Метерлинка

[Апрель]

Очень красиво,..на одном дыхании..

[Апрель]

Рене Лалик — идеальный кандидат на роль посла в год торжества русско-французской культурной дипломатии. Еще в 1896-1897 годах, когда император Николай II и президент Феликс Фор обменялись дружественными визитами, ему поручили оформить альбом автографов, рисунков и стихотворений французских деятелей культуры, поднесенный российскому самодержцу. Этот, прямо скажем, невеликий шедевр ювелирного искусства в золоченых коронах и двуглавых орлах со святым Георгием на червленом гербовом щите, как-то больше похожем на давидовского "Наполеона на перевале Сен-Бернар", впервые извлечен из недр Государственного архива. Лалик выпустил тогда же серию золотых брошей и коробочек "Мать Россия и Мать Франция" с венценосными головами означенных дам — несколько экземпляров есть на выставке. Но мы ценим его не только за это.

Рене Лалик (1860-1945) прожил очень долгую жизнь, повидал и Парижскую коммуну, и немецкую оккупацию, наблюдал рождение и смерть двух тотальных стилей — art nouveau и art deco, к разработке каждого из которых приложил руку. Когда разглядываешь витрины с гребешками тягучих линий в зонтиках турецкой гвоздики, ветках ивы и листьях папоротника, с брошками в томных анемонах и головках златовласых дев, с подвесками из сплетающихся в клубки змей, сразу вспоминаешь страницы "Смерти в кредит". Те, где лирический герой Луи-Фердинанда Селина, мальчик на побегушках в ювелирной лавке, таскает тюки с образцами по всему Парижу, безуспешно пытаясь впарить клиентам аляповатый товар и проклиная все на свете: "Медузы, соединенные змеями, составляли колье... и снова химеры!.. сто аллегорий для перстней, одна гаже другой... Работа мне предстояла нешуточная... Это должно было висеть в ушах?.. Невероятно! Это должны были покупать? Кто? Боже мой! Кто? Не было недостатка в драконах, демонах, домовых, вампирах... Отвратительная нечисть... Бессонница всего мира... Буйство психиатрических больниц...".

Фердинанду не повезло — он попал к чернорабочему большого стиля. Лаликовский мир светел и чист, даже когда зловещие летучие мыши сплетают крыла в оправе для броши с хороводом нимф. Кстати, Лалик тоже выбился из низов: какой патриций смог бы так изысканно соединить жемчужины и бриллианты с обыкновенными стеклянными бусинами, как это сделано в колье "Лавровый венок"?

Он учился в нескольких школах декоративного искусства во Франции и Англии и вырос в гениального проектировщика украшений, но родственники не верили в его талант. "Ты хочешь рисовать эскизы драгоценностей, но это пустое занятие",— твердили ему, советуя от замыслов скорее переходить к настоящим вещам. Но он упорно рисовал, предлагая свои акварельки ювелирам, в журналы, на конкурсы и выставки... Лишь к двадцати пяти годам он обзавелся собственной ювелирной мастерской.

[Апрель]

ещё

[Апрель]

и ещё

[Апрель]

Обычно за большой стиль отвечает архитектура: собор Парижской Богоматери — за готику, а, скажем, Адмиралтейство в Петербурге — за классицизм. Потому что архитектура, втягивая в себя все остальные искусства, позволяет предельно точно понять, что когда-то думали о мире, о пространстве, о декоре, какие образы владели умами, в какие формы они отливались. И крайне редко бывает так, чтобы все черты стиля как в капле воды собирались в каком-нибудь одном предмете — в гребне или бокале. Собственно говоря, такой случай один — это предметы, созданные Рене Лаликом. Любое из его ювелирных изделий может стать эмблемой стиля модерн, а без его декоративного стекла трудно представить себе интерьеры ар-деко 20-х годов прошлого века. Женщина-стрекоза и павлиний глаз.
Сегодня Лалик един в двух лицах, у него две группы поклонников и коллекционеров: для одних он величайший ювелир и автор броши «Стрекоза», для других — мастер художественного стекла и, соответственно, автор вазы «Вакханки». Ювелирное искусство было в его биографии первым, и именно оно принесло Лалику успех. Слава настигла его, когда ему было немногим более двадцати лет. И произошло это не только потому, что он был талантливым художником (сколько их при жизни не имело и намека на успех) и очень умелым ремесленником, а потому что он стопроцентно совпал со своим временем. Совпал по всем параметрам — и в отношении формы и иконографии — и даже предвосхитил некоторые идеи по поводу самого существа дизайна.


В основании стиля модерн, который в разных странах выступал под разными именами (art nouveau во Франции и Бельгии, Sezession — в Австрии, Jugendstil — в Германии), с самого начала лежало стремление сотворить жизненную среду, в которой всё, от архитектуры до шкатулки, должно подчиняться единым законам красоты. Один из столпов стиля, Анри Ван де Вельде, проектируя собственный особняк в Уккле в 1890-е годы, разработал для него все, вплоть до платья, которое его жена должна была носить в этом доме. В свою очередь эти законы красоты зиждились на нескольких главных идеях. Первая — идея органического роста. В искусстве она выразилась в моде на формы растительного мира — орхидеи, ирисы, колосья, виноградные лозы с усиками, иной раз стилизованные до неузнаваемости, вошли в репертуар художников и архитекторов. Другая идея — витальность, стихийное, неподвластное рассудку начало жизни. В искусстве это нашло отражение в текучих и как будто избыточных формах. Эта стихийно развивающаяся форма не может подчиняться жесткой геометрии, она может задавать свой ритм, подобно тому, как свой ритм задают в шторм волны. Достаточно посмотреть на лаликовские броши, диадемы и колье, и ощущение избыточности формы, которое часто возникает при взгляде на них, сменится догадкой: это вещи, в которых прячутся великие стихии.

[Апрель]

Хоть ювелирное искусство не из тех, где бывают сюжеты, главные и второстепенные герои, но в лаликовских украшениях эти герои есть, точнее — героини. К Лалику они пришли из богатого иконографического словаря изобразительного искусства модерна, а туда в свою очередь из поэзии символизма. Прежде всего это, конечно, женские фигурки. Женщина эпохи модерна — существо совершенно особое: загадочное (женщина-сфинкс, женщина — экзотический цветок или женщина-змея), иррациональное (олицетворение водной или огненной стихии), экзальтированное (вакханка), несущее забвение и смерть (Юдифь, Саломея, сирена или русалка). Украшениями Лалика можно иллюстрировать «энциклопедию» женских образов эпохи модерна. Диадема с сиреной — русалочий хвост раздваивается, превращаясь в гребни волн и заодно демонстрируя излюбленную в модерне гнутую линию под названием «удар бича». Вот знаменитая брошь «Стрекоза», где стрекозиное тело увенчано женским бюстиком (склонность к метаморфозам — одно из свойств женской природы, по версии ар-нуво). Если посмотреть на крылышки стрекозы, то увидишь на них узор «павлиний глаз» с характерным сочетанием изумрудно-зеленого и темно-синего цветов. То есть женщина-стрекоза позаимствовала немного красоты и у павлина — любимца эпохи модерна, щедро снабжавшего в 1880–1910 годы узорами и красками майоликовые фризы, ширмы, обои, мебельные ткани, сумочки, вазы, гребни и, конечно же, драгоценности.

Автомобили, вагоны, пароходы

После Первой мировой войны Лалик занялся производством стекла — ваз, камерной скульптуры, ламп, флаконов для духов, фигурок для решеток автомобильных радиаторов, стеклянных панно. И еще проектами интерьеров. Но это уже была другая эпоха — автомобилей, моды на авиацию, небоскребов и той изящной версии осовремененной шикарной классики, которая получила название ар-деко. У ар-деко, чье цветение пришлось на период между двумя мировыми войнами, были свои флагманы. Один из них — трансатлантический лайнер «Нормандия», чьи интерьеры целиком были декорированы в новом вкусе 20-х годов, и пульмановские вагоны первого класса, внутренность которых разрабатывает Рене Лалик со своими сотрудниками. К «Нормандии» он тоже впоследствии имел отношение: в 1936 году работал над декором ее плавучего музея. Формы его статуэток из стекла, ваз, флаконов уже отражали новые вкусы — им не свойственна та избыточность, которая отличает его украшения. Их формы и цветовое решение куда более сдержанны, никакой павлиньей пестроты, никаких сверхзамысловатых узоров. Лалик чувствовал время и отдавал ему должное.

Теперь можно сказать, что сегодняшняя любовь к Лалику питается не только художественными достоинствами самих его вещей и их уникальностью, но в значительной степени и принадлежностью этих самых вещей к большой художественной вселенной, которая угадывается при одном взгляде на лаликовскую брошь или стеклянный талисман для радиатора роллс-ройса. Вы смотрите на узор «павлиний глаз», украшающий крылышки стрекозы, и вспоминается знаменитая «Павлинья комната» Джеймса Уистлера, за каждым изгибом серебряной проволоки встают решетки входов в парижское метро Гектора Гимара, за женским профилем на перламутре — образ Сары Бернар в опалового цвета платье с пышными рукавами и струящейся юбкой, делающими фигуру похожей на экзотический цветок. Его стекло 20–30-х годов воскрешает не менее хрупкую, чем оно само, субстанцию — эпоху ар-деко с ее любовью к красоте, прекрасно уживавшуюся с искренним восторгом от технического прогресса.


И еще. Лалик, который начал активно использовать в ювелирных изделиях полудрагоценные камни, перламутр, кость, стекло и другие не самые дорогостоящие, но дававшие необходимые ему сочетания цветов и фактур материалы, был одним из тех, кто предвосхитил сегодняшнее отношение к дизайну, которое можно выразить так: материалы ничто, дизайнерская мысль — всё!

[Апрель]

Жизнь после жизни

Рене Лалик умер в 1945 году, оставив своему сыну Марку процветающее предприятие, которое занималось выпуском предметов декоративно-прикладного искусства и оформлением интерьеров. Оригинальные вещи Лалика — главным образом изделия из стекла — сегодня ценятся высоко. Пару лет назад статуэтку «Фантазия» 1918 года купили на Christie’s за 800 тыс. долларов, но это абсолютный рекорд. Чаще цены на лаликовское стекло ограничиваются десятками тысяч долларов: в 2005-м на том же аукционе за 72 тыс. долларов была продана ваза «Вихрь» середины 20-х годов. Что касается ювелирных изделий, то, похоже, они прочно осели в музейных и частных коллекциях и на торгах большая редкость.

Круг этих оригинальных вещей совсем невелик, он немного расширяется за счет современных реплик, которые фирма Lalique выпускает ограниченными партиями. Марк Лалик наладил выпуск изделий из хрусталя по моделям отца. Затем компания перешла к внучке Лалика Мари-Клэр, которая в 1994 году продала ее французской компании Pochet. У Pochet ее выкупили швейцарская фирма Art & Fragrance и французская Financiere Saint-Germain. Lalique по-прежнему выпускает реплики лаликовского стекла. Но основная продукция — это мелочь «по мотивам» Рене Лалика: посуда, часы, светильники и украшения, а также парфюмерия, сумки, пояса и платки. Сказать, что все это не способно вызвать и малой доли восхищения, которое достается произведениям Рене Лалика, — ничего не сказать. Это ширпотреб. Разрекламированную брошь «Стрекоза» из коллекции Bucolique (светлой памяти той «Стрекозы» рубежа веков) сегодня можно купить у Lalique по интернету за двести с лишним фунтов стерлингов. То есть можно было бы, если бы она не вызывала слез своей ничем-не-примечательностью. Lalique критикуют за консерватизм, за отсутствие свежих идей, оригинальных дизайнерских решений, напоминая о том, что основатель компании умел производить невиданные вещи. Но тут надо уточнить: он делал то, чего до него не делал никто. Но чего все так или иначе ожидали. И в этом был залог его успеха. Но для такого развития событий необходимо безошибочное чувство времени.